Impact: more Ossian stories

Silly things

First days...

- Guys. I've just realized...
- Be quiet!
Solomon's attempts at keeping the ambush unnoticed were a mixed success at best. Red flames flickered around his hands, briefly revealing the faces of his inhuman companions. Severus pulled his hood down, frowning at the sight of a surprisingly overexcited Shard. This was an especially bad moment for any sort of epiphany. Occasional distant echo revealed the Purifying Flame's position; Princeps Hamadi's troops were steadily moving down the dark forest path. The usual tactic for this kind of encounter didn't include even the brief attempts at diplomacy, which would be somewhat lost on the fanatical knights. Hamadi, however, was either foolish or bloodthirsty enough to replenish lost numbers with civilian recruits and initiates so young they haven't passed through the Flame itself. Most of the ex-Envoys hoped that a show of authority and inhuman presence would at the very least disrupt them, and Yafdat's sudden cheerfulness didn't exactly paint a menacing enough picture.
- No, this actually matters! So, Tularis, you know?
- Unsurprisingly.
- She can't see me!
Even a slightly raised voice was met with a unified "hush!" from the rest of the group, both standing on the path and hiding in the vicinity. An almost comical victory leap the Shard was about to perform was, to everyone's relief, stopped by Valen. Their obliterator friend slowly raised a hand and placed it on her shoulder with the unreadably neutral expression that was now eternally frozen on his face. For a few seconds relative peace and quiet were restored, until the thick foliage to the right belatedly spoke up, as if its inhabitant has only now realized that he should be offended:
- What ties do you have to the vile creature?
- Edmund, please stop enabling this.
The leaves moved, glistened and clanked; it wasn't entirely clear if Edmund, Regan or both were going to move out of their cover and engage in a heated debate and inevitably ensuing violence. The Purifying Flame appeared before this could be decided. Heavily armed patrol briefly paused before a curious sight: a man with an intricate artifice mantle flanked by two hooded figures, one of which would prance on the spot if it wasn't firmly held down by an obliterator. Solomon broke the heavy silence first.
- The Warlord is gone. I am the last of the Magelords. Remember your true allegiance,- a calm, businesslike tone didn't match well with bright Wrath flaring at his fingertips- Or we will make you.

...and the last

This wasn't the most groundbreaking, nor the most grand of Aspect deals. Most of Sekhmet's acquaintances have expected him to give up any political power as soon as Nova Ossia and his own order would be stable enough to function without aid. Eternal existence as a silent overseer of the slowly stabilizing world was just a well-deserved boon from Sacrifice. Most people weren't even sure about the kindest member of the Seven's whereabouts anymore. At least those who weren't equally ancient and nomadic.
- What do you have against rice puddings?
At some point the former grandmaster of the Screaming Eagles stopped asking his dubious friend rhetoric questions. Over the years it became easier to just accept the fact that a crystalline creature could appear in the second floor window, snatch an untouched dessert from his desk and consume it in a matter of moments. Not like he was ever short on food: the pudding, along with a basket of carefully packaged meals, was left in his living room yesterday. The Harbingers regularly sent their initiates to bypass the magical wards and carefully plant lunches around the place. He never had the heart to use force against them, even though a few less fortunate ones were repelled across the small garden of the moving tower back in the early days.
- Will they ever stop?
- Not really, no. I've left it as one of the core scriptures. "Take care of the wizards, for they are silly and routinely forget about supper"!
Yafdat laughed, jumping into the room before he could push her off the window sill into the soft grass underneath. Upbeat as ever. Her hands left faint carmine traces on the light wood, and she did a poor job of hiding restrained movement caused by the haphazardly bandaged abdomen.
- Hey, you've made yourself a perfect nonlethal target for the kids!- she stuck her tongue out, removing the last drops of blood from dark, painted lips- And it's not like I can command them anyhow. I am officially dead.
Sekhmet chose not to believe the story about the last disastrous exploration. Yafdat disappeared off the battlefield before, only to re-emerge a few days later and dive back into the fight. He stepped forwards, reaching out with an attuned hand to heal the wound; the Shard frowned and moved away. She never approved of Balance, even though its restorative properties were almost identical to those of Hope.
The whole ordeal was awkward at best. They knew enough about each other's life that asking gradually became less and less necessary to know the truth.
- I thought you were...
- You know I can't. He's probably one of Regan's many offsprings, at least got the death stare down.
Yafdat smiled again. They both would prefer it if he knew this grin less well. "Everything is fine".
Neither of them ever settled down. At least in her case it was a matter of impossibility. It's not like she never wanted to find something to treasure: a home, a cause, even a person. The essential parts were lacking. No point in living somewhere without belonging, no point in finding someone if you will mourn them without any of the feelings that should come beforehand. Yafdat never was successful in finding her theoretical relative someone to share a path with, and he never convinced her to share a dedication to any given cause. The usual excuse was "Shards should appear on this world any decade, and I'll be here for them".
Shards never appeared. They've hunted down the old Voices, corrupted by Wrath, and waited for centuries. Nothing. At least in this case it was easier to pretend that this was in no way disappointing.
- Where are you going to be?
Probably the only reasonable question to ask. Not even considering the possibility of her taking cutting the last ties. Judging by Yafdat's sincere smile he was right.
- Taking my place. Come by if you need a chat...or a hand!

She asked Sekhmet to leave her out of his Masterpiece, the statue of the Seven built in Zuka. Shadow that Wanders was represented by the faint illusion that crumbled to shining dust as the real Yafdat stepped on the pedestal. Even after all this time the statue persisted, a frozen image of their dysfunctional yet endearing family. It was all too possible to care and miss them without ever loving the people who rebuilt her home. She sat down next to Severus' stoic figure and closed her eyes, letting the crystalline head tilt back with a quiet clicking sound. How did Discovery's old trick work? Leave senses in one hand, and let the rest of your mind sink back into memories. Something that mattered. The last moment of proper belonging, a call resounding across an entire world.
"SANCTUARY ENDURES!"

---

Two Scholars from Telrand: fragment

Open

[ACT 3, SCENE 1. Harbor in Kasselrei, Cassandra and Oskar enter from stage right, conversing. Harbor moves between local stalls, Lysander seen amongst them on stage left]

[CASSANDRA]
Still, I refuse to accept such grim stance. Look around!
How can you not be excited?

[OSKAR]

Exactly for what?

Haven of loud mouths and airheads. What truths can be sought
In holler? None I can't easily find in majestic Telrand.
Honestly, your fascination with this place is baffling
Great Schools back home hone your instincts into silver blades
There, in the capital, Cosmopol's future is made
Why are you here, why drag me along?
Points at one of the stalls

To perfect haggling?

[CASSANDRA]
Moves to center stage, addresses Oskar, the harbor crowd and the audience

"Why did you come here"? Echo in every market
Foolish are those who run to be free of the Game,
Rushing here only to see that the rules are the same.
Hearts worn exposed as a challenge- an easier target.
Listen to them, drawn to every incoming stranger,
Curious, savoring both rise and fall like a treasure!
Words before daggers, yet blood flows in equable measure.
I know our fight, friend, but I enjoy chique in my danger.

Heed my words, Kasselrei!

What did you bring us? Make sure all pockets are turned.
Lift to the light. Show here. And then give away.
What do you trade for? Now is the last chance to say.
I'll help if you're torn between choices, so don't be concerned.

Quickly looks at the people around her, moving closer to Lysander on stage left and enthusiastically catching his hand.
OSKAR: tries to stop her but is caught in the crowd
LYSANDER: looks up with silent interest

Soul! Are you ready to lose it without second guesses?
I'll give a soul back. Just the same, but another's.
We are not rivals- remember!- and no hidden colors,
No secret blades are concealed in our golden dresses.

Place your bids, Kasselrei!

Heed! Now a new stranger sings a hymn in your name.
Here I proclaim: each one praised according to brilliance!
Fire behind shining eyes, their ideas' resilience,
Declare your judgement, heart of creation that never was tamed.

Carry, my hymn, through this city's every last part,
Voices maintaining volitional, vigorous stand.
Whoever says that our deck is shuffled by fate's hand
Can't see that we've long ago won from her half the cards!

Join in my hymn, Kasselrei!

---

Ossian sketch: little things and big decisions

Stars are here

Step. Dodge. Parry. Step. At the start of every training session Shu could easily predict her strange mentor's movements. The uplifting surge of confidence tended to wear out in the first half hour, after several annoying, easily avoidable mistakes. It's only human to lose focus for a few moments. That's why sparring with an almost mechanical opponent was so frustrating.
- Should we call it a...
- Attention.
Yafdat's jaws snapped back in place with an unpleasant sound of minerals being ground against each other. The assassin frowned, instinctively bringing her arms closer to the body and letting the Shard leap forward. Sharpened claws briefly pinched the skin at the back at her neck- at least that could be felt. Not properly painful, just an indication of a hit right above her spine. Another landed near the stomach, leaving pale scratch marks on the dark leather armor.
- You're dead!
Shu scoffed and quickly pushed the grinning Shard away. She rather dramatically collapsed onto the cold grass outside their command tent and managed to look offended for a brief moment before bursting into loud, cheerful laughter. The shift between states was almost physically evident: mechanical precision was now firmly replaced by the cheerful, energetic "norm"- whatever that meant for the strange thing. Most people in the regiment were used to the oddities of the thing that led them, and Shu learnt to identify these mood shifts better than most. Maybe that's why she wasn't scared anymore. Maybe that was the reason they were as close to being friends as they could.
- I don't think this helps your focus,- the assassin also sat down, watching her breath coalesce into a white mist before disappearing- Did you think of a name yet?
The response to that was a muffled, exasperated groan as the Shard tried to tip her over. Cold purple fingers didn't have claws anymore, so they could be just swatted away with little effort.
- Let Regan do it, she came up with the first "Champions of the Shattered Pillars" thing. Or Sekhmet, he always cares...no, on second thought- not him. I don't want to end up being the Grandmaster of the Wailing Cuckoos.
Both women chuckled in unison. Shu looked up: the perpetually red sky here, in the middle of nowhere, blended with the darkness of a proper night into a deep mulberry shade. Even her star was there. A faint, glittering spot which appeared between the burning clouds on the night that portal opened. She wasn't sure if anyone else has noticed or cared, but for the first time since the world was consumed by Wrath there was at least one star in the sky.
- Is that where you came from?- she pointed up at the silvery light that probably wasn't just another figment of a tired imagination- Your "Sanctuary"?
- Wasn't my Sanctuary, even if it's the right star. That world had absolutely no need for me. I can't have a home, a family, even a cause that isn't in constant state of revolution! A spoilsport for everyone's happy ending. At least here my fight has a meaning, someone's life gets easier with every step. "The snow has fallen, but the sun will always rise to melt it away..."
Yafdat let out a sigh, quiet and invisible. Shards don't need to breathe, the assassin has learnt as much from the first few hours they've spent together. It was a choice, a way to appear more human and less concerning. The same way Shu chose to style her unevenly cut hair every morning, carve floral patterns into the hardened leather of her bracers and frown whenever the not-stray nameless cat brought another strangled mouse as an offering. Small things that kept everyone from the thoughts at the back of their minds: Does it all even matter? A regiment of thirty-odd people who put their trust into an alien creature and don't expect to return from their next mission- does it matter if they care about patterns, braids and dead critters?
She bit into her thin lower lip until it went numb. A conscious choice. Staying human, finding hope even in faint reflections of light and established routines. That's what mattered.
- You said it yourself. Harbingers of the Bright Sun- Shu also grinned, forgetting about the aching pain in her clenched teeth- Burn the misery to light the way.

---

Interlude: "Dear Solomon"

Open letter

"Dear Solomon,

I hope this letter reaches you soon. Forgive the slightly unconventional method of communication: my message box would probably deliver this note faster, but due to circumstances I could not possibly predict in any way it got lost somewhere on my journey.

Please be assured that I have been receiving your correspondence before the box's unfortunate disappearance. It is absolutely wonderful that your bonds with Ferocity grow stronger and that she is finally opening up to the care and knowledge you could most definitely provide. I could almost take personal pride in that out of all possible arts she has chosen to master the creation of artifice. Your request to be her mentor in this pursuit is equally flattering, even if it is rooted solely in the fact that out of our little group of heroes I just so happen to be the only one capable of creating schemes (on the subject- how is Valen faring these days?).

You know, from the moment we all first saw the feisty child it was clear that Ferocity will have great potential; in fact, it was almost poetic how perfectly her temper corresponded with the name. I know little about human children and their growth, but she seems to have mastered the power of Wrath at such an early age- it was truly impressive, if a bit straining on my physique. Well, as they say, whatever doesn't completely succeed in splattering you across the walls makes you stronger. I'm sure that the time spent with you have softened the little darling's heart at least to the extent of not incinerating the "inhuman abominations" on sight (as, I believe, was the case last we've met). However, I am sure that for the time being you will be able to find a perfectly suitable teacher for your daughter amongst our conveniently located Zukan allies. Not that I hold anything against her, but it might be for the best if we became playmates in about five year's time; I cannot form attachments, but that never stopped mutually entertaining interactions with enthusiastic girls.

PS: Seeing how you may not completely share the humor of the last statement (or, in fact, the message)- I hastily inform you that I have yet again changed residence, general location, communication circles and appearance. And rid myself of any artifice that could potentially be tracked. Even my poor old message box.

PPS: My initiate was told to quietly slip away while you're reading; hopefully this letter is long enough for them to have done so. If not- well, they're a bad initiate, but I would appreciate you not burning them.

With everlasting love,
Yafdat."

---

Yafdat: head(s)space

Shard shenanigans

First, there was a cacophony. We, they, I, them. A dozen voices torn, mixed, tortured by a fragmented existence. Body formed broken by a mind unable to use it. Something- everything is wrong, they-it-we will die here, in the rubble of a crash landed city. The cacophony doesn't have enough will to exist in the world.
Their wailing woke up that which had this will, and it consumed them all.
It came out into the world and leaned that humans feared its claws, its gaze and its hunger. So it has learnt to hunt, hiding in the constantly shifting ruins.
The memories came later. Washing over, appearing deep under the unwanted dreams. From these brief flashes it learnt it has a voice. A cause. That it consumed and destroyed too much of itself that it cannot imitate a human. The parts required it has rebuilt from only a vague recollection.

"Oh for fuck's- you know what?! Go ahead! Yes, thank you, somehow extermination is better than being eternally celibate cannon fodder! Just leave her out of it!"

Well, we never were a model citizen. Try living with a perpetually violent thing sewn into your brain- not exactly a scenario when you can settle down and grow pumpkins. That's the issue with Shards: we're stuck! One body with whatever number of people crammed in it, and whatever forces help you if even one of them is an asshole. And if it casually can tear our memories out, then the whole salvation of others business fades into the background. Self-preservation, nothing personal! Anyhow, we were the ones putting our jolly cannibal self into stasis and joining the Envoys. Yeah, the lot that is meant to solve issues diplomatically and have the resources to deal with this without skewering us all. And what do they do?! Oh wait. Nothing. We work with them, solving the issues for the Confederacy that isn't exactly sure if our species should have a damn vote in any matter. We kindly give out warnings about the entire situation, deal with the fact that every workplace issue is solved by murder or not-that-legal voting, almost literally shoot ourselves in the knee a couple of times! But no. The thing that steals our body wanders around the bar, literally builds a personality cult somewhere in the sewers, and what's the solution? Yeeeeeah. Kill all of us. Or send us to the brand, which is- honestly?! We are a conspiring, moody drunk, a spineless whimp and a bloody child. We tried to be nice and helpful. This is your solution to us?!
Maybe there was a point to the whole "trust no one" policy. Whatever. We're in the same boat now, so let's grind our teeth and pretend nobody wanted to rip the other's throats out.

"Yes, yes. I should definitely be more, you know...special. Mother is. She tried fixing me, she really did. Even asked Ambition for help! And I was trying too. Mother says it's a shame for a Magelord to have a child who isn't- I mean, at all- magic. Not even an avatar, or an artificer. Is this really for the best?"

They were going to be our friends, it was just obvious. Envoys don't always understand it, but they are a family. How it should be. Caring for each other, making peace with the fact that nobody is perfect. How many times the Envoys went out to save someone? Or to keep others from fighting? They've helped build Erasmus the Dragon a body, and then fix it again after...well, after messed with the first one. And the Sovereign is always fighting the horrible forest creatures, and they have built two new cities in there.
They probably need more hope that just one Shard can give. Nobody will say it, but every time someone dies there's this feeling across the room that almost shouts "something could have been done". Something more. Like when Sensus sacrificed himself for love, or when Baal chose to go with the other Brand Knights and have a last stand.
Still, they are worth helping.
This place, the Confederacy, can be better. Shards have their own place at the Boulevard, and they have made sure that the ones emerging now will grow and learn well. Sarengids are getting along better after the war, the forest is kinder, strigans are settling in a new home...even the humans can be helped. The ones who have been burned, they can be normal and nice again, like Lin!
They are our friends. Edmund, Laurel, Hero, Sovereign, Bill, Bek, Sandy. There is a better world to be built by the Envoys. After the mage lords are gone.

"I-I was just stating that from a purely philosophical standp-point...no, listen, please! I was never op-p-posing anything! They're children, for the Lords' sake, they d-d-don't need to be taught about our supremacy b-before they know the alphabet properly!"

I cannot pretend to care forever. It's almost physically exhausting. Call me an egoist, a monster, a traitor- after all that has been done here this is worth little.
It wasn't my idea to come here. To get involved. I've been quiet during these meetings when it was arbitrarily decided where to wage a war or which lives to sacrifice. I couldn't care less about Shard supremacy- I wish I wasn't a part of one every minute of my fucking existence! I'll never get a life. I'll never have a home, or a "family", or something I could genuinely be invested in because at any moment it will all be swept away by some lunatic that will just walk away with my body. Again.
I've played my part as a good Envoy. Helped with artifice, kept the records, made sure they don't die on my watch. Does that mean anything? No. I know they are still afraid of me because of Aten, and I know they will never happily touch me because there are sharp rocks sticking out of my skin. There was never going to be a place for me and I was fine.
Until there was.
For a split second, really. From the start I've been so painfully aware that this sort of a person won't exist for long- just doesn't fit in the world. Sacrifice has a naturally short lifespan. And yet in that moment there was that...look. Like I wasn't worthless, or meaningless, or just a part of some kind of freak. Like you cared for me. Personally.
Of course that wasn't the case. It's the Envoys, individual attachments always backfire. Meri died. And Quirinius. And whoever-else-you-cared-about. Of course the selfless love turned into this weird devotion to literally everyone. One problem here. I was saved by the person, and chose to burn in his name.
What if I save the Envoys again and again- will that make you happy?
What if I join your cause?
What if I charge into the cursed mountain after you?
What if I bleed, what if I trade my soul, what if I tear my life and weave it into your wings?
Will that be enough?
I just wanted someone to look at me that way again. Should have known how stupid hoping was.
I just want to be gone.

"That's how they made the Voices. Tore out the personalities of those they obliterated, and stuck them together. The Voice of Impact sacrificed a part of itself during the Fall, and all of those minds were free. That is what we are. Everyone the Magelords have killed"

It all became clear in a few minutes. Over the years of Yafdat's existence these memories appeared again and again, resounding like distant echoes. Memories of who they- she was.
She was once a happiest child, willing to be a friend to everyone in her bright world. This kindest form, Tawareth, took the voice and the love from a magelord's unwanted offspring.
She was locked away from her peers, ashamed of being an avatar. Reclusive, fearful Thoth took the quiet, nervous nature of a teacher who despised Wrath in all its forms. Even got his shy stuttering down.
She escaped, searching for all the desires she'd missed at once. Enamored in seconds and unwilling to bend, Hathor took the likeness of the Citadel Knight who vainly refused a brand.
She saw the Magelord's errors, and hunted down the ones close to them as the Assassin dictated. This cruel, maniacal drive condemned her in the old world. In Sanctuary it was what gave her a new life. A mania that was Aten was purified, cut out like malignant tissue along with what was left of the equally wretched Scion.

She probably had a real name in Ossia, but it didn't matter anymore. Everyone here knew her- now only her- as Yafdat. The living force of Revolution. This world had kinder, wiser leaders and nobler heroes. Old Ossia had no place for her fight. New one- well, that's an entirely different matter.
"I'm going home!"
These worlds felt so right. True, there was no more home for her in the most conventional meaning, but this only made the call for adventure stronger. The only thing left to do was to say a proper goodbye, which, as it turned out, was not necessary.
"Oh, come on- don't tell me you're going as well?"
"I've given my word to Solomon. Do not follow me."
To Sekhmet's credit, that almost sounded serious. Not intimidating, but, well, heavy. It was probably uncourteous to grin back. The Shard still did, however unsettling her wide parting jaws made that image. Following. Please. Leading, that's more like it.

---

Проект "Авалон" (2017): отчёт персонажа

Тут есть бита

Монстр-из-темноты не хочет чувствовать.

Темнота.
Монстр смотрит на мир сквозь трещины шкафа. Люси Миллер прячет в этот шкаф все самое ненужное. Пустые коробки и старые буклеты, которые чересчур скучно читать. Короткие юбки и дешёвые кроп-топы, безнадёжно вышедшие из моды и не подходящие самой горячей штучке во всем округе. Сломанные вещи, старые вещи, раздражающие вещи. Все это она скармливает темноте разваливающегося платяного гиганта, занимающего слишком много места в крохотной съёмной квартирке. Люси не любит шкаф. Она тихо мечтает что монстра придавит неизвестное содержимое, что он сгинет в голодных недрах этого бездонного сооружения и не будет портить ее жизнь.
Монстр боится темноты, беззвучной, сухой и душной. Монстр живет в шкафу, под кроватью, за дверью. Все время в темноте. Подальше от красивой, бойкой, развязной Люси, которая иногда и вовсе забывает о существовании этой досадной штуки.

Облегчение.
Что спрашивают у ребёнка, который сидит на краю шоссе потому что не знает куда идти?
"Как тебя зовут, девочка?"
А когда не получают ответа?
"Откуда ты?"
Мэдисон. Мэдисон, Алабама. Ну что ж, Мэдисон, идём. Тебе пора к маме.
Люси просто делает то, что правильно. Даже такой красавице не объяснить новому бойфренду, почему чудовище- мерзкое, зеленое, ревущее- привели к ней в дом. В который раз. В последний раз.
Монстр-из-темноты слишком мал, чтобы понять ее. Она ведь просто хочет нормального, правильного ребёнка. Эгоистичная зелёная дрянь на руках у Люси вертится и визжит, не желая принимать ничего кроме собственной боли. Мягкие ещё когти ломаются у самого корня или вовсе остаются в аккуратных щипцах, потому что монстр вырывает лапы. Зелёная кожа темнеет, затем краснеет, слезая под напором металлического скребка для посуды. Теперь монстр того же цвета, что и руки Люси, и от этого будто невидимая гора падает с плеч. Люси вздыхает с облегчением. Осталось только избавиться от этих мерзких рогов, и монстр станет милым, маленьким ребёнком. Она исправит свою ошибку.

Мэдисон Миллер боится чувствовать.

Холод
Ее забрали в неудачное время. В анклав отправили в начале сентября, на улице она оказалась к середине месяца. Было уже промозгло.
Семья работников корпорации отнеслась к дикой, полунемой, злобной девочке ожидаемо. Холодно. В школе она продержалась неделю, в их доме- полторы, а затем вернулась в привычную темноту улиц. Неприятную, но почему-то кажущуюся более безопасной чем уютная, прилизанная квартира двух людей, которые глядели на неё как на пугающее, некрасивое животное. Вряд ли гнездо из синтетических тряпок, свитое в подвале одного из недостроенных комплексов, справилось бы с их холодом.
Из своих новых документов, недальновидно отпечатанных на бумаге, Мэдисон Миллер развела костёр уже в октябре. Она прибилась к таким же потерянным, почти сгинувшим с корпоративных радаров детям; им удобно жилось в темноте закутков, куда предпочитали не заглядывать приличные труженики нового строя.Туда доносились разве что слухи, бестелесные голоса по ту сторону монитора. Мэдисон согревалась мыслями о том, что когда-нибудь- совсем скоро, как только появится возможность пересечь полстраны- она присоединится к ним. Движение Новой Эволюции: те, кто сражается за неё и таких, как она. Героические фигуры из мифов, которые она собрала из осколков своих снов и иллюзий.

Тяга
- Ты что, ирландка?
Забавный вопрос для эльфа с золотистой кожей и глубокими, мерцающими глазами орехового цвета. Правильными. В Линде все было правильным: мягкие черты, мерцающие прожилки на скулах и запястьях, даже дурацкие на общем фоне сари из множества слоёв мягкой желтой ткани.
- Что?- она тихо улыбается, даже смеётся- Нет-нет. "Maithe" значит "мастер". Поэтому ты- Maithe.
Линда ловит зеленые ладони, не понимая как сильно болят вырванные когти, гладит ороговевшие наросты на пальцах. Мэдисон не чувствует боли впервые за короткие десять лет своей жизни. Только странное ощущение тяги к полнейшей своей противоположности. Мэдисон нужна Линде: домашней, незнакомо мягкой, неожиданно потерянной. Хотя бы потому что может раздобыть все необходимое, от пищи до лекарств, с помощью старых отмычек и самодельной биты. А Линда нужна ей. До дрожи, до потери всякого сознания. Осколок того мира, которого монстр без имени никогда не получил бы. Невозможно хрупкий эльф, лучше всего умеющая чувствовать настоящее, чистое счастье. Вечно пахнущая корицей, искренне доверяющая той, кого называла Maithe. Умеющая спасти злого гоблина от подступающей звериной ярости парой слов.
- Entul-an nin...
"Вернись ко мне"

Ненависть
Это не ее голос. Это не ее крики.
Мэдисон бьется о мертвые белые стены, не слыша собственного воя за рёвом "Полёта Валькирии". Терапия музыкой. С восьми тридцати и до девяти сорока с короткими перерывами на приём пищи. Помогает вырабатывать естественную для гиперэмоциональных гоблиноидов агрессию.
Это не ее кровь на руках.
Даже в мирных, прилизанных анклавах полно ублюдков. Мелких, оттого и безнаказанных. Таких, которые дают маленьким эльфам понятный выбор: молча в укромное хранилище, или нахрен на улицу. Нелюдей много. Найдутся сговорчивые, если выбор будет неверным. Только вот у каждого маленького эльфа всегда есть неподалёку непередаваемо злобный гоблин. Иногда даже с битой.
Это не ее слезы.
Линду нельзя было брать с собой. Не надо ей было все это видеть, да и смотреть там не на что: план был совсем простой. Прийти, припугнуть хозяина вшивого магазинчика, чтобы платил вовремя и с глупостями не лез. Будь Линда рядом тогда, когда он решил завопить в ответ на кучку уличных подростков, удержи она руку подруги...нет, не удержала бы. Слишком много навалилось. Мир Мэдисон Миллер рухнул в огне Детройта, унёсшем все мечты на нормальную жизнь и оставивший только ненависть ко всем людям. Эта тварь стала только поводом сорваться, отбросить все человеческое и выпустить голодную, звериную кровожадность. Не думать, не чувствовать, не сознавать. Просто бить. Бить, бить, бить, пока кости и кровь не перемешаются в чавкающую кашу под тяжёлым оружием.
Минуты лёгкости, стоившие шанса на будущее ей и ее Линде. Она ненавидит себя за этот выбор.

"Мэйс" ненавидит чувствовать.

Отчужденность
Все они здесь странные. Мэйс теряется, тонет в ощущениях, отвыкнув от такой толпы. Первым делом на проекте она долго, упорно, с умением мастерит себе новую биту. Это все, что ей осталось: оружие, которым некого больше защищать. Вокруг чужие. Чужая семья, которым, как и предыдущим, совсем не нужен будет злобный нелюдь за столом. Чужие развлечения, возглавляемые Мишель Маршаль, предательницей ДНЭ. Чужие люди и нелюди, на которых Мэйс кидается без разбору просто потому, что может. Плевать на исход. На ногу, порванную совсем уж звероподобной Адой, на погнутую о ее же спину железку, на безнадежность боя с четырьмя сволочами из Синдиката. Когда дерёшься, ярость застилает глаза и позволяет забыться. Эффективнее сна и дешевле наркотиков. Мэйс некуда идти и не к кому возвращаться. Два года. Два года в мучительно тесных стенах, без какой-либо возможности поговорить, объяснить, хотя бы проститься.
Она взламывает двери, которые не открывает. Рисует знаки побеждённого движения на стенах, чтобы не потерять фигуры из своих снов. Следит за врагами и ждёт момента чтобы украсть у назначенного родителем Ральфа автомат. Просто потому что "Мэйс" умеет только одно: уничтожать. Неэффективно и грязно.

Любопытство
Это ощущение никогда не оставляло Мэйс. Любопытство. Желание учиться. Академических успехов она так и не достигла, предпочитая подбирать программу самостоятельно: книги, фильмы о невозможных мирах и не случившихся сражениях. Гипертрофированные эмоции требовали гибкости ума и воображения, умения слышать даже самое чуждое и даже слушать, когда нечто вызывает интерес.
Она не понимает шерифа. Участок полон психов с железками в башке и странной толерантностью к желанию подростков носить оружие, но этот...кем нужно быть, чтобы пытаться уравнять шансы и дать ей шокер? "Правда или выстрел". Игра дурацкая, но честная. Мэйс часто задавали вопросы, но не давали ничего в ответ, и уж точно не радовались тому что подходят под широкие критерии отца. Интересная игра. Люди не могут вызывать положительных чувств, но любопытство, кажется, не противоречит идеям?
Она не понимает Элвин. Тихую, похожую в своей зависимости и отстранённости на Мэйс, страдающую от болезненных видений. Тех же снов: живых, ярких, похожих на потерянное воспоминание. Мэйс видит битву у каменного города и умирает в ней раз за разом, но это не приносит боли. Сны Элвин- тёмные, громадные, пугающие- наверняка стоят ей заметных сил. И все же что-то остаётся на то чтобы подойти к незнакомому гоблину с битой так уверенно, будто они давно уже дружат.
Она не понимает Эль. Тихое эхо, издевательски точную копию. Трогательный в своей эфемерности эльф; даже без миндалевидных глаз орехового цвета, чёрных волос с лазурным отливом и золотых узоров на коже та напоминает о гниющем внутри рубце. За неделю знакомства Эль дважды влипла в неприятности, и что-то- тонкий голос, невидимый рубильник в голове- заставляет Мэйс кидаться в бой. Исступлённо, с болезненным рыком раненого монстра, подставляясь под шокер и когти. "Только не снова". Невыносимо, раз за разом, по кругу. Мэйс не имеет права защищать ее, но этого никто не знает.
- Эй, а что по-вашему значит Linda?
- Песня...
Даже потерянные интонации у них похожи.
Все это стоит исследовать.

Вера
Они придумали себе мифы, истории, правила. К воображаемым фигурам воинов добавились новые, ещё менее реальные: невидимый "друг", которому нужно оставлять молоко на окне, Серебро-и-Золото, заключенные в особом древе, лица за окном и голоса из новой, будоражащей воображение темноты. Вера Иных переросла в знание, открывшее им дорогу в Тир-на-Ногхт, место ожившей памяти. Они вошли туда, встретившись с Девой Терний, Смертью, Королём-Вороном...и выпустили Тень. Нечто, отбросившее Мэйс на положение наблюдателя за собственным телом. Нечто бродило, общалось, училось всему так, как учится любопытный ребёнок. Не склонный ни к добру, ни ко злу, по крайне мере изначально. Вашингтон, странный эльф, знал о смысле происходящего. Иным пришлось поверить.
Чему научится Тень, чистый лист, потерянный ребёнок, то и принесёт в новый мир. Поверить в это было не так трудно, как принять. Мэйс умеет верить сама: искренне, всей душой, как только может захваченный своими чувствами гоблиноид.
Она учится делиться верой с остальными. С забавным С.Т., ради которого формулировки приходится сделать простыми и понятными. Поверил он- значит, она делится доступно. С серьёзной Элвин, понимающей, что вера в чудесный мир живой памяти не заразит всех. Ради неё из тезисов приходится вымести упоминания о чем-то настолько безумном, подорвавшем бы веру всех местных прагматиков. С доктором Дарвином, который если и не верит, то минимум помогает сделать речь искренней и хоть немного организованной.
Она учится поступать соответственно вере. Сжимать зубы, делать правильный выбор. Отказаться от привычки забываться в бою при каждом удобном случае трудно, но теперь в этом есть смысл. Все они вышли из отвратительного, грязного, уничтоженного мира, и после проекта вернулись бы туда же. Теперь это изменилось. Пусть там, в новом мире, будет поменьше злобных гоблинов с оружием в руках, иначе он там и останется эпицентром самого жуткого дерьма.

Доверие
Мэйс давно не смеялась так. Громко, высоко, пока хватает воздуха. Впервые за несколько лет она не замечает, как тяжёлое оружие выскальзывает из пальцев. Слишком много внимания занимает разрыв между желанием пристукнуть "шерифа Билла Симмонса" и обнять ещё крепче, хотя бы чтобы не видно было незнакомой, совершенно не сочетающейся с образом улыбки.
- Убью нахрен, конспиратор несчастный! Год! Год молчал, мать твою!
Герои Мэйс- исчезнувшие, сгинувшие в огне ядерного взрыва в Детройте- обретают плоть в один вечер.
Мишель Маршаль, с которой она заговорила, едва пересилив свою святую веру в предательство официального голоса ДНЭ. Готовая бороться за новый мир для нелюдей и покинувшая Детройтскую автономию из-за готовности бывших соратников выпустить в мир чуму. Никак не совпадающая с образом трусливой крысы. Ее дочь, Мелоди, настоящий ребёнок Детройта, похожая на Мэйс вплоть до чертова диагноза.
Гелигнит, сгинувшая из автономии после попыток предупредить о взрыве и скрывшаяся на Авалона под видом помощницы шерифа. "Тёть-Джи", спасавшая от приступов слепой ярости и давшая надежду. Если она выжила после потери мира, после промывки мозгов, после попыток перековеркать ее под человека, и сумела остаться собой- значит, и у Мэйс получится.
Ронни Ройс, боец, спасавший нелюдей с рабских ферм. Ещё один гоблин в уютной шерифятне. Ещё один пример того, почему чрезмерная экспрессия не является отговоркой для хорошего воина.
Шекспир.
"Билл Симмонс", чтоб его. Один из героев ДНЭ, год прятавший свою истинную природу ото всех и внезапно позеленевший. Вот так поверишь человеку впервые за условные 15-18 лет, а он внезапно оказывается хорошо замаскированным нелюдем! И сидел ведь, молчал, год слушая как Мэйс восторгается движением и сгинувшими своими кумирами! Не сволочь ли? Сволочь. И все же его внезапное появление не вызывает ничего кроме слепого восторга. Впервые Мэйс не может ненавидеть. Глубоко внутри будто переключился невидимый рубильник: тугой, скрытый под таким слоем душной темноты, что она и сама не подозревала о его существовании.
У монстра-из-темноты никогда не было семьи. Привязанности и доверию придётся учиться с нуля.

Веселье
В мире, поглощенном войной между людьми и нелюдями, мало развлечений. Напиться, стравить пару крыс, подраться. Снова напиться, если с прошлого набега на ближайшую аптеку вышло все что можно было употребить. И все это с компанией, которая в лучшем случае не кинет при первом удобном случае.
В проекте "Авалон" есть те, кто умеет просто веселиться. Мэйс не собирается признаваться, но ей нравится возможность делать это и не думать каждую секунду о том, кто из окружающих вгонит самодельное лезвие в спину.
Она выкарабкалась из категории нестабильных психопатов и выучила концепцию празднования. Да, в виде поедания пиццы со своим соседом и по совместительству куратором Ральфом, но это уже начало. Он и сам как подросток, даром что взрослый человек и вообще "не расист, так как убивает всех поровну". От него и без эмоционального резонанса легко заразиться смешливостью, и на этого представителя противной стороны вообще не хочется нападать.
Обучение технике массовых потасовок с ирландской бабушкой заканчивается беспорядочным хохотом собравшихся. Мэйс чувствует что проницательную бабушку обожают все, от хищного Пирса до замкнутой Элвин, и резонирует с этим почти неосознанно. С представителями чужой группировки можно делиться книгами и кино, старик-аптекарь увлекает внимание полинезийскими сказками про духов Аку, местами по-настоящему смешными. Эль советует в шутку провести спиритический сеанс, Элвин помогает перепрятать коробку с пончиками в управлении шерифа. В проекте Авалон не безопасно, конечно, но здесь можно хоть изредка позволить себе сменить боевой оскал на честную улыбку.

Отчаяние
"Обнаружена Белая Чума"
Мэйс не слышит мира вокруг, тот тонет в звенящем, оглушительном звуке. Она просто опускается на землю перед медблоком, слепо глядя в землю.
Это не ее крик...
Шекспира отравили. Чума. Здесь. Здесь, где должно быть безопасно! Чумой, которую вывели!! Чумой, от которой нет лекарства.
Мэйс не медик. Не детектив. Ей не отыскать ни лекарства, ни разносчика вовремя. Значит, она перехватит Смерть.
К счастью она то ли слишком глупа, то ли слишком зла чтобы сомневаться. Оттого и Смерти отвечает уверенно, не думая ни секунды.
- С чего мне помогать? Может, мне нравится видеть как они страдают и приходят сюда?
- Значит, забери меня.
Чума- это ненависть. Поглощающая, жуткая, сильнейшая. Ей можно сдаться, потеряв самого себя. Ее можно победить, совершив подвиг и не поддавшись порыву, который жжёт тебя изнутри.
Мэйс прорывается в карантин. Смерти она не нужна, но и Шекспира ему не отдаст. Не в этот раз.
Это ее слезы.
Он не имеет права снова исчезнуть. Чертов Дэйв Шекспир, которого она знала по эху из холодных волн и мертвых изображений. Который не сдохнет, потому что не имеет никакого права после всех своих историй и нравоучений, после того чем стал для всех. Для неё. Который учил ее быть умнее, лучше чем слепые от злобы и ненависти тираны из угасающего ДНЭ. Которому теперь придётся ответить за свои слова и стать тем, кого выдумала Мэдисон Миллер в холодной темноте подвала. Героем. Не беглецом, не забавным шерифом с неизменной флягой виски, не вынужденным убивать бойцом. А героем, который может построить невозможный стеклянный город.

Решимость
Как там говорил дракон-нянька, затеявший все это? "Герои- это те, кто выбирает свою дорогу. И идут по ней, не отклоняясь даже когда выбор невыносимо сложен"
Мэйс знает свою дорогу, и над ее головой летят настоящие драконы. От каменного города, под стенами которого она должна была умереть, к стеклянному. Тому, где все они смогут жить. Люди, звери, эльфы, гоблины. Дракон, которого они выпустили из мира памяти. Дракон, рождённый из союза машины и не-человека. Мэйс остаётся в Авалоне, теперь уже не проекте, потому что пришло время строить. Драться за что-то, а не против кого-то. Этому научиться будет труднее всего.
Она решается. Сочиняет письмо несколько недель, хоть и не ожидает ответа, и не успевает отправить его. Линда появляется раньше. Заметно вытянувшаяся, растерявшая часть своих полудетских привычек, но сохранившая мягкие золотые искры на дне удивлённых глаз. Они разговаривают несколько часов кряду, не произнеся при этом и десятка слов; колебания ощущаются на уровне интуиции и обострённого чутья к эмоциям. И, кажется, все-таки договариваются.

Мэйс учится чувствовать.

---

Vampire 2017: IC report

Read more

"I've used to sing every evening"

The scary part about the entire process isn't the pain. You don't really remember it throughout the entire act, only catch a glimpse when everything is over. It isn't the dark either. We are all part of the dark; moving, gasping, whispering, stored away in a toy box between the gears.
What drives you mad in the end is the perspective of being forgotten in there. Choking on the smell of rotten stuffing, feeling the sour rust that slowly eats away your joints. Falling apart because they don't bother to take you out, because you are no longer fun.
Any life is better than no life, so why shouldn't I take one when offered? It's mine now. Now I have stupid pale lips, stupid braid of stupid color, stupid clothes- bland, boyish, cheap and tasteless- and a stupid name. Miriah. Dozen of those around any campsite.
On the other hand, am I not alive?
Doesn't take much to add color to my lips, scrape out the insides to get rid of her annoying wailing in the back of my mind, cut my hair, tighten the strings to adjust my voice and scrape the insides well enough to get rid of her annoying wailing in my mind. Mine now, mine! I am Mira. Mira, Mi-ra, mi-ra-cle. Simon says I am one, so it must be true.

"This blush...cheeks are burning, right?"

Not-death is still better than not-life. Simpler in a way: surround yourself by corpses, and any bit of life in you becomes indefinitely more attractive. Someone should enlighten the rotting rats about it. Disgusting. Death should be graceful, and the abominations from the sewers create a bad image. Why aren't they the ones that get chased away? No, it had to be him. Of course.
I will bring him back. Or, even better, bring them to him with their stupid necks snapped. That will make for an excellent plot, a great entertainment, trust my word- I am a supernaturally great artist now. I will set this place ablaze, fill their veins with boiling crimson hope and let them spit it out along with their law-obedient guts. Damn their masks and their Masqerade. Not-death was poorly directed, I say!
Time to change the sets and turn on the lights that will turn all of it to brilliant golden ambers. And I shall drink a fool's life to that, and I shall wear the mask, and I shall lead the production from this point onwards.

"Have you seen evil men in circus clothes?"

Simon says that cats are unnatural. They lay in your lap, sing for you, heal your sorrows with the soft grace of their look and get rid of dangerous rats that bring your death on their bald-pated backs. It doesn't even occur to you that there isn't a single rat around, and yet the cat still kills, softly singing its agonizing little toys to sleep. You will never be worthy of such a sincere, loving song, and still you adore the cat. Paradox.
Beyond death I have more than nine lives. I play along, sing for them, warm them with the shadow of a stolen life- and I am adored. The majority doesn't mind an occasional dead sire, or a rare whisper to the uncontrollable beast ready to open fire at negotiations. The majority wants to feel loved and cherished, so I will curl up at their side and give them love as fake as their own existence. That is enough to earn an amnesty and a nice papier-mache crown.
I don't even need to please all of them, a cat is above friendship with hideous rats. Any sentient creature finds them repulsive, so they will never get the lead roles. Nothing personal, those are the harsh rules of the stage; the same rules that protect me from the fate of my predecessor. He got shot because he didn't know how to be an appealing hero.
I am appealing and, therefore, alive. Reigning the ruins that will not be rebuilt.
They will not spoil his game again.

"The paint has peeled off me. I'm ugly."

He is forgiving. He must be. I have put everything in order, I have brought him the eye that witnessed his secrets and the heart that was too weak to guard them. I have corrected my mistake!

"Whose child was crying there?"

I am happy.
I am so, so happy.
Simon says that my production was a miracle. He is taking the stage over as soon as the curtains fall. I just need to exit the stage.
I am so, so scared.
He will not write my part. This life was gifted to me and only I have the right to decide its end. It will be poetic, it will be meaningful, it will be a manifest of my chaos.
And in the end it will not matter.
One ruined city didn't buy me much, only a hope that I will not be forgotten in the Machinery behind the world.
I am so, so sorry.

"My branch was called Psychopomp. Even I'm not sure what kind of role did I play"

---

0: шут

Света опять слишком много. Слепит, проклятый, жжется, словно живой огонь залит в прожекторы. Снова менять все надо, снова настраивать, снова оттачивать так, чтобы на сцене было удобно. Маскам-то, положим, плевать, им и видеть-то особенно не полагается, а вот самому на переднем плане находиться в тягость: уж вроде как не первый год практика общения с мертвым освещением имеется, а глаза всё равно как ножом режет. Когда нет дорогих гостей- можно и потушить его, оставив свечу на столе догорать да отбрасывать пляшущие тени на мозаику. Эх, были б только ноги- сам бы с огнем в пляс пустился, как бывало. По канату шаг-два-три без перерыва, это непременно, иначе камнем вниз да хребтом об землю. Это кукловод еще помнит.
Вечно стоять, впрочем, тоже скучно, да и вредно для спины. Снова все тело ноет, снова хочется ужом вывернуться да самому себе позвонки вывернуть напрочь, чтобы только не болели. Такая хворь паршивей любой язвы, от нее скрип в голове и кровь под ногтями, от нее на смуглой коже багровые раны: помнится, поначалу и вовсе катался по полу, завывая, пытался выцепить перелом да вытянуть из себя. Пальцы, богу хвала, крепкие, все тело на себе вынести могли раньше, а теперь вон кожу с мясом рвали в исступлении. От рук из-за этого вечно пахнет железом, даже когда театрал раскидывается в кресле у стола и повторяет трюк с монетой, простенький совсем по сути своей. Кулак согнутой руки к груди, другой трешь монетой о тыльную сторону ладони. Лениво, неаккуратно. Так, чтобы в нужный момент выронить на колени. Ну и само собой лицо удивленное, вздох, опять же, непонимающий до крайности.

"Ай, как же так, потерял, растяпа!"

Никто в городе такого не умеет. Терять правильно. Никто, кроме него.
Лицо от вечного оскала не болит лет так с четырнадцати. Если улыбаешься, то и публика тебя любит. Если публика любит- значит, ты представлению нужен, и нипочем от тебя не избавятся. Поэтому улыбаться, улыбаться шире, искренне и открыто каждому. И, соответственно, никому. Все они здесь уроды, почище цирковых: у тех все сразу ясно, ошибся- в расход и амба. А тут нет, каждый норовит страдания свои превратить в достоинство. Вздыхают о голосах за окном, войны ведут "наши с правыми", борются за власть над помирающей скотобойней, и за версту ночной театр обходят. А почему, спрашивается? А потому, что чуять не умеют, и чужого чутья страшатся. Опять монетка летит на колени. Вздох, удивленнее прежнего.

"Да что же это с руками сегодня?"

Да ничего с руками. Руки всю жизнь кормят и дай боже еще прослужат свой срок. Улыбка становится шире, быстрые пальцы отбивают по металлическому кругляшку быструю дробь "божьей коровки". Руки калеки тут могут жизнями повелевать безо всякого чутья, безо всяких масок да чудес. Почему, спрашивается, так много бритвенников на улицах? Любой идиот бритву на пальцы нацепит, да только тут же в кулачном бою и сгинет. Только те, кому ловкие руки театрала лично урок преподали, знают, как бить да куда. Он вроде как и не доктор, и не воитель, как некоторые, и не служитель. Его спроси, почему именно туда лезвие вгонять надо- плечами пожмет да отшутится, мол, у всех нас третий глаз имеется, а мой, негодник, еще и чужое брюхо вечно изучить норовит. Вообще шутит он вечно, непрерывно, сам с собой наедине даже. А иначе никак. Жизнь вокруг- игра, фарс, пляска с монистами разного веса, и в иное верить нельзя. Если вдруг на секунду представить, что нет за ширмой машинерии и декораций, то понимаешь, что за все расплата ждет в итоге, что вся кровь на руках отплатится сполна. От такого в темном театре чересчур жутко. Лучше уж шутом быть, им болтать можно сколько вздумается, им можно местную знать в обезьян обрядить да на люстре подвесить. Что с безумца возьмешь? Вот поэтому он для всех- безумец, болтливый дурак, вторая роль для столичных гостей, чудотворцев да врачевателей.

Пальцы разжимаются снова. Пустые.

Он умеет долго думать. Рассуждать, взвешивать, смеясь над чужой спешкой. Чужой язык, выученный по книгам, помогает делать речь настолько витиеватой, что правды и смысла в ней имеется на грош. Так театрал всегда и говорит, с выгодой для себя. Во всем нужна выгода. Калеке надо втройне о собственной шкуре волноваться, такого каждый сожрать попытается при случае, прыгнув к открытому горлу. Прыгнет, захрипит протяжно, да и свалится совсем, увлекая за собой хрупкое тельце и поливая его темной кровью. Глупо думать, что отсутствие видимого оружия означает полную беспомощность.
Сила Марка в руках да в глазах. Одни кормят, другие хранят. Янтарный взгляд бешеный, живой, жадный, страстный, кровожадный...все вокруг надо схватить да на зуб попробовать рано или поздно. И уж когда хребет зазевавшегося хрустнет под белыми зубами- можно и новую Маску заместо него выводить на сцену. Маски тем и хороши, что любого заменят. Так вот и сидит их хозяин в вечном полусумраке, ждет, слушая детей и шепча горожанам пугающие сказки. Кто-то да поддастся, кто-то да шагнет с перил Собора, грудину невинной раскроет, потянется за гибнущей душой- тогда и хватать можно. Зубами-то всего разок клацнуть, и все. Ни тебе гения, ни тебе воина, ни тебе распутницы. Только тихий смех, да шорох монетки в пальцах, да звук капающей с пухлых губ крови. Она есть жизнь, она есть костры в ночи, топор копыт, песни в полный голос и смех до упаду, она есть запах травы и резких пряностей, она есть вкус сладкого муската и липкой патоки.

В отнятом от груди кулаке монеты тоже нет.

Марк Бессмертник ласков, терпелив и дружелюбен. Он помнит прошлые свои жизни, но любит эту более всего. Помнит, как мальчишка в золоченой карете боялся всего и не гулял без мамы. Его убили чужие артисты с каркающим языком, напоившие приторным зельем до потери души да памяти.
Помнит, как паренек в яркой рубахе мечтал тонкими палочками ног плясать по горящему канату так, чтобы все ахали. Он сделал всего два шага в тот день, и умер, поплатился хребтом впервые.
Помнит, как подросток был силен и смел, поднявшись на хромых ногах и надеждой своей собрал вокруг себя цирк таких же храбрецов. Подросток этот умер от ударов того, кто клялся ему так жарко. Хлыстом через плечо и грудь, тяжелой дубиной по костям и снова по хребту, брошенный подыхать под чужим забором.
Определенно, сейчас лучше всего. Все ненужные умерли. Добрый, мечтательный, любимый- все они. И остался Бессмертный, потому что больше убивать было нечего.

Монетка всегда испаряется.

Марк Бессмертник красив и знает это. Невысокий, плавный, с породистым лицом, он полон яркого золота и роскошного пурпура. Смуглую кожу не портят шрамы, белоснежные клыки не пугают окружающих, мягкие кудри роднят его с ангелами на картинах, теплый голос все сказанное делает личным и мудрым. Он пружиной поднимается с места, легко опираясь на трость и взмахом руки приказывая очистить сцену. Снова бьет в глаза свет, снова надо выходить вперед. Монетка крутится среди пальцев свободной руки, тускло мерцая отблесками затухающей свечи. У него снова гости.

- Наимудрейший господин Бакалавр! Что привело вас в такой час? И кстати, прошу, пока не забыл вовсе: передайте мои соболезнования новому коменданту при встрече. Не откажете ведь в такой малости?

Марк Бессмертник страшнее шабнак, лживее Крысиного Пророка, сильнее чумы. Марк Бессмертник- невозможное чудо, созданное людьми и пожравшее создателей. Для него нет разницы между Утопией, Термитником и Смиренниками, куклы все одинаковы изнутри. Первые просто сулят выигрыш получше да пищи побольше.

.P. ET .A. GEMINI